Правила жизни: Том Стоппард
Вы никогда не увидите меня в ночном клубе. Пабы тоже не для меня. Должно быть, я очень скучен. Но что я обожаю — это разговоры в ресторанах: пьяные, высоколобые, задушевные — любые. Да, это по мне: посидеть, подымить.
Ненавижу вставать утром. Работаю ночью. Я полуночник.
О мы, эстеты. Мы, конечно, очень разборчивы, и нам не по нраву, что в Праге появился Макдональдс. Но это стоящая жертва. Цена свободы.
Толстой считал, что времена не меняются. Но сегодня он признал бы обратное. Люди перестали быть альтруистами. Они заняты больше собой, чем обществом.
Я не хожу в церковь. Но я постоянно нахожусь в состоянии разговора с чем-то, что не является материальным.
Когда пишу — не чувствую вкуса пищи: мне на тарелку можно положить что угодно.
В Москве я недавно жил в «Национале» — напротив Кремля. Там был замечательный балкон. Спрашиваю: можно открыть окно? Говорят: нет. Из соображений безопасности. Но не моей безопасности — наоборот, это от меня Кремль охраняют: наверное, боялись, что я подстрелю Путина.
Ненавижу аэропорты с их обшариванием карманов. Это похоже на образ будущего. Кажется, проснешься однажды и увидишь перед собой один огромный аэропорт. Как в фильме «Бразилия», где либо ты наблюдаешь, либо за тобой.
У меня есть мобильный, но никто — включая меня — не знает его номер.
Промывание мозгов — реальность. Немецкие корпорации так славно поработали над моими мозгами, что я купил BMW. Только из-за его имиджа: машина, которую не надо чинить. Но если ты помнишь о промывании мозгов, — значит, твои собственные пока в порядке.
У меня счастливое положение. Как все писатели, я — вне системы. Но я верю в политику. Ее полное отсутствие привело бы к панике.
Люблю красиво одеваться. Я называю это: мои поверхностные увлечения.
Мой сын Уильям ни бум-бум в театре. Поэтому, когда пишу, я провожу испытания на нем. Театралы всегда знают что-то еще про пьесу, про актеров, и это страшно мешает. Уильяму верить можно: его голова чиста.
Начинающий политик, режиссер, теледеятель входит в профессию идеалистом, но сталкивается с этой машиной, и скоро обнаруживает, что развращен ею.
Не смотрю телевизор. Не хожу в кино. В газетах читаю только новости.
С 17-ти лет работал репортером. В юности здорово быть газетчиком: чувствуешь жизнь вовсю.
Я был в Москве в 1977-м: делал репортаж о диссидентах, которых держали в психиатрических больницах. Было холодно. Москва показалась мне мрачной. Приехал сейчас — и влюбился. Новая Москва — это Бомбей.
Довольно много зарабатываю — и спускаю все с величайшим удовольствием. Мои деньги — мой спасательный жилет.
У англичан давнишняя любовь к русской культуре: в Лондоне и голову не успеешь повернуть, не увидев две чеховских пьесы на афишах.
У меня нет компьютера. Это довело до полного отчаяния мою секретаршу — она прислала мне его на дом. До сих пор где-то в углу стоит.
